Скучная заметка на конкурс, ради количества. Пусть тут тоже валяется.
Каждый раз открывая глаза после сна я вижу перед собой высокий белый потолок с внушительного размера трещиной в штукатурке. Эта картина может приобретать разные оттенки, в зависимости от того, в какое время суток мне довелось проснуться. Летним утром трещина кажется почти шизофренической улыбкой Чеширского кота, а зимней ночью или вечером, в мареве уличных фонарей, и, если повезет, свете луны, все это выглядит даже как-то зловеще. Каждый раз я жду, что в следующий раз из трещины мне на лоб или нос скатится робкая струйка холодной воды, что заставит меня поморщиться и тихо выругаться, но в следующий миг послышится грохот и треск, и весь потолок, вместе с трещиной и потоком не очень чистой воды обвалиться прямо на меня, даруя такую смешную и странную смерть, ну, или хотя бы увечья. Нет, я не хочу умирать, жить мне, в какой-то степени даже нравится, а подобные желания возникают исключительно по причине опостылевшего однообразия, повторяющегося изо дня в день, каждый раз по одинаковому сценарию. Прямо так: проснувшись, я вижу трещину в потолке, не более минуты созерцаю её, в надежде что хотя бы сегодня что-то в ней поменяется, но в следующий же миг слышу, как за окном пробираясь по трамвайным путям грохочет грудой железного тела желтого цвета трамвай. И это тоже бывает каждый раз. И звук проезжающего трамвая вонзается в барабанную перепонку раскаленной иглой, настойчиво гарантируя, что и сегодня тоже ничего не поменялось.
И следующее подтверждение не заставляет себя ждать. Соседская псина пролает под моими окнами обязательно три раза, ровно три раза, а сосед же, или его жена, не упустят случая рявкнуть на нее, каждый раз даже с одинаковой интонацией, от чего псина зальется еще более экспрессивным лаем. И я это тем больше не люблю, что мне не нравится ни мой сосед, ни его истеричная жена, ни их собака, которая, кажется, ничем от них обоих не отличается, а удивительным образом даже сочетает в себе все их исключительно человеческие качества.
Тявк рыжей псины заставит меня окончательно убедиться в наступившем дне, осознать его, и заранее разочароваться, потому что и так уже понятно, что он совершенно такой же, как вчерашний.
Ах, да, сейчас-сейчас, это самый потрясающий момент: будильник. Он каждый раз опаздывает со своими обязанностями, и будит меня тогда, когда я уже сижу на диване и с укором поглядываю на него. И только тогда механизм, сперва будто виновато, начнет немного поскрипывать, а потом разразиться звонкой трелью, которая тут же начнет раздражать слух, и будет, соответственно, наскоро прервана ударом ладони. На самом деле будильник все делает вовремя и ни в чем не виноват, просто я каждый раз просыпаюсь раньше него. Прежде чем он успевает спохватиться, но потом оказывается поздно и будильник снова виноват.
А что дальше? А дальше все тоже самое: мои глаза привычно осматривают помещение, в котором я нахожусь и которое мне положено называть своим домом. Тут, конечно, бардак. И даже если вечером я убралась, во всяком случае, точно помню, что убиралась!; даже если я это помню — утром все равно будет бардак. Пустые пачки из под сигарет, опрокинутая пепельница и серебристый пепел на голом полу, наверняка грязная кружка из под чая, а то и не одна, какие-то скомканные бумаги, и обязательно, старый огрызок деревянного карандаша, который всегда лежит на одном и том же месте, всегда. И каждый раз он повернут ко мне своим обглоданным моими же зубами боком, и каждый раз в голове мелькает мысль, что, наверное, хватит грызть карандаши, но стоит только взять его в руку, как та, словно фантомная, сама тянет его к лицу. Иногда мне кажется, что я почти слышу этот полный тоски вздох несостоявшегося Буратино. Хотя, скорее всего, мне просто кажется.
Так, а сейчас из-за угла двери выглянет собачья морда. Сейчас, сейчас...вот она! Доброе утро, морда, тебя-то мне и не хватало как раз для полной картины. А где же вторая? А, вот и вторая, и третья и...нет, это же точно не собака, это самый настоящий кот! А откуда у меня кот? Не было кота вчера, я точно это помню. А сейчас вот он, нагло трется хвостом о широкую грудь моего пса, который с нетерпением ждет приглашения на пороге комнаты, ждет, когда я разрешу ему поздороваться. И стоит мне только кивнуть, как сперва старший пес, а за ним и остальные, бешено размахивая пушистыми хвостами рванут ко мне, запрыгнув на диван и обнимая меня лапами, настойчиво намекая на то, что неплохо было бы погулять.
...Но откуда же кот? Черный, с зелеными глазами, громко мурлычущий и явно чего-то от меня ожидающий. А что я могу ему дать, незнакомому коту? Да ничего не могу, я котов вообще, вы знаете, не очень-то жалую, и как-то опасаюсь их. Подозрительные они. Но что же, черт бы меня побрал, делает эта меховая тварь в моем доме сегодня утром, когда его тут быть не должно вовсе?
Я ощутила, как привычное течение обстоятельств поменялось, от чего где-то глубоко в мозгу стало немного больно. Одновременно с этим мне стало на мгновение смешно от того, что какой-то жалкий кот смог одним своим наличием совершенно меня обескуражить. Привычная логическая цепочка прервалась и сплелась в какие-то невероятные узлы, все стало так стразу непонятно, и я в один миг потеряла все ориентиры. Что мне делать дальше? Мне было страшно даже подняться с дивана, именно потому что я явственно видела проклятого, неизвестного мне, черт знает откуда взявшегося кота, который хрипло, словно ржавая пружина, мурлыкал мне, издеваясь, видимо.
Недолго мне пришлось бороться с собой. Вооружившись одеялом словно сетью, я крадучись начала пробираться в прихожую, куда и манил меня кот своим противным и неприятным мне мявком. Проклятое одеяло норовило закрыть мне обзор, что само собой меня раздражало, потому что кот почти сразу пропал из поля зрения. На воевать с одеялом времени уже не было, прямо за углом я слышала, как черный демон в облике кота царапает когтями шкаф, намереваясь оставить на нем вечный след. Коротко выдохнув, будто я решила принять пятьдесят грамм на душу, я в затяжном прыжке раненного носорога выпрыгнула из-за угла, планируя одеялом поймать кота, что у меня без сомнения получилось бы. Я, конечно, ушибла колено и стукнулась лбом о шкаф, но это частности, ей богу, разве сейчас это важно? А важно-то было то, что никакого кота под одеялом не было. Под одеялом вообще ничего не было, кроме неинтересного мне ботинка. Но постойте, куда же девался проклятый кот, если только что он был тут, и просто физически не мог никуда исчезнуть? А, в прочем, может быть он успел удрать в комнату?
Но ни в комнате, ни на кухне, вообще в квартире кота не оказалось, будто бы его и не было вовсе. А, может, его и правда не было, просто мое воображение сыграло со мной такую злую шутку? Это было уже неважно, потому что привычный мир, хотя бы сегодня, серьезно покачнулся, что повлекло за собой дальнейший день не такой, как тысячи предыдущих.
Засыпая, я видела перед собой трещину в штукатурке высокого белого потолка. Я давно уже знала о том, что где бы я не заснула, проснувшись, все равно увижу трещину, услышу трамвай и лай соседской псины, в комнате будет бардак, обглоданный карандаш на привычном месте, вечером сосед напьется, будет кричать, избивать сына и ломиться ко мне в квартиру. Я точно знала, что так будет всегда, каждый раз, каждый день. Но засыпая сегодня, я видела трещину в штукатурке высокого белого потолка, и сегодня она была мне совершенно не интересна, и даже своим видом не вызывала привычной цепочки размышлений, всегда, к слову, одинаковых. Сегодня что-то пошло не так, что нарушило привычную картину мира и это было...хорошо? Не важно. Главное, что это просто было. Было не как всегда.