Ах да, я ведь обзавелась второй крысой. Мне показалось, что одной крысы мне мало. Теперь мне кажется, что мало двух. Хе-хе.
Собственно, я бы купила вторую крысу раньше, но поскольку совершенно не имею опыта подселения новой крысы к старой, то тянула. Начиталась ужасов про агрессивных самцов, откусанные пальцы, прочие прелести. Но я была бы не я, если бы хоть не попыталась.
Взяли маленького, месяц отроду, самца. Сам белый, а на спину словно пролили что-то, что теперь расползлось серым пятном. Красивый, короче. Домой транспортировался в кармане куртки, иначе бы замёрз.
А потом было самое сложное — подселить мелкого к старшему. То есть, самца месяца отроду к самцу возрастом в полгода. Оказалось, на самом деле, не так уж сложно. Сразу поставила клетку с маленьким на стол к старшему, так у него едва истерика не случилась. У старшего, в смысле. Но ничего, справился, успокоился. Стояли так рядом с неделю, время от времени гуляли вместе по столу под моим пристальным надзором. Старший крыс, на самом деле, вообще не проявлял агрессии, только интерес, перемежая его с напоминаниями, что он тут главный. Но мне же всё равно страшно, поэтому вместе в клетку я посадила их ещё через три дня только. Услышала отчаянный писк мелкого, вытащила обратно, рассадила.
А спустя пару дней просто проворонила, как мелкий проник во время прогулки в клетку к старшему, гляжу, а они уже спят вместе в гамаке. Ну, думаю, и чудно. На следующий день соединила клетки, живут теперь душа в душу. Одно грустно: они теперь охотнее предпочитают общество друг друга, чем моё. Вылезать вылезают, даже играют с рукой, но вместе времени проводят больше. Ну да я, в том числе, для того и покупала второго крысюка, чтоб старшему не скучно было, когда я работаю и не могу уделить ему время.
А теперь снова про маньяков
«Нельзя допустить, чтобы дети страдали, — позднее говорила она Линде Коль из "Сент-Пол Диспетч". — Каждый взрослый несет ответственность за благополучие детей. Если я могла помочь полиции предать этого человека правосудию или сделать так, чтобы больше он никогда не приближался к детям, — значит, я поступила правильно, и только это имело значение. Все мы отвечаем за наших детей, родных и чужих».
© Дженис Рэттман
Пожалуй, я никогда не успокоюсь и не оставлю попыток понять, что толкает людей совершать страшные вещи. Как могло прийти кому-то в голову похитить беременную женщину и ключами от машины сделать ей кесарево сечение? Откуда в молодом мужчине берется столько злобы, что он долго и ожесточённо пытает ни в чём неповинных детей? Почему взрослый и полноценный (полноценный?) мужчина интересуется жёстким, извращённым сексом с семилетней девочкой?
Одно время я не могла взять в толк, почему же дело любимейшего мной маньяка Анатолия Сливко произвело среди советского народа такой фурор? Ведь раскрытие ряда преступлений, совершённых этим человеком, вызвало очень активное народное волнение, хотя из тридцати двух жертв убил он только семерых. Андрей Чикатило угробил в четыре раза больше народу. Да что там, Салтычиха замучила намного больше крестьян. А потом, почитав Дугласа, поняла: потому что в СССР всё было заебись. Не знаю, как там во всей Европе, но в Америке никогда не скрывали подробности совершённого преступления, насколько бы жестоким оно не было. Могли скрыть некоторые детали в интересах следствия, как в деле Кассандры Линн Хансен, задушенной семилетней девочки, в котором скрытие подробностей смерти во время следствия сыграло ключевую роль в раскрытии преступления. В остальном, убийства подробно освещаются прессой и народ в курсе всего. Не могу судить, правильно это, или нет, но как по мне, лучше быть в курсе того, что по твоему городу разгуливает маньяк, чем быть уверенным, что всё прекрасно. Савдеповская же идеология такова, что в стране всё очень отлично, убийств не случается и маньяки не существуют как вид. Поэтому можно так немного узнать об убийствах совершённых в СССР, и о людях совершивших эти убийства.
А тут, вообразите, вдруг оказывается, что в прекрасной стране, в которой едва ли не единороги живут, появился человек, да не просто, а заслуженный деятель, который убивал детей. Естественно, все в ужасе. И, конечно, кому там нахуй сдалось разобраться поподробнее, что там у этого человека в голове, расстрелять немедля. Хорошо, что у Сливко остался дневник, в котором он подробно описывает свои страхи, ощущения и мысли — ценнейший материал.
На самом деле страшно не то, что есть вокруг нас отдельные люди, которые могут творить с живыми жуткие вещи. Страшно то, сколько вокруг таких вот потенциальных убийц, насильников, психов и так далее. Пока велось расследование дела Чикатило, а велось оно, кажется, около двенадцати лет, если мне не изменяет память, по статистике, которую приводит Николай Модестов, было арестовано ещё громадное количество людей, ранее совершавших преступления разнообразной тяжести, в том числе и убийства, и насилие над детьми и женщинами. Не знаю, насколько верны цифры, приводимые Модестовым, но по некоторой родне зная, как работает наша доблестная, очень допускаю, что многие заявления просто спускают на тормозах и даже не пытаются разбирать. Конечно, что такое всего лишь одно убийство. Тот ли дело серия из тридцати трупов, тут уже просто так глаза не закрыть.
А ещё страшно, что само общество зачастую совершенно глухо к происходящему вокруг. Возвращаясь к делу Кассандры Линн Хансен, я просто не могу о нём не рассказать, потому что раскрыли его по большей части благодаря женщине по имени Дженис Рэттман. Убийца девочки, Ноултон, приходил к ней как к администратору жилищного района с жалобами, что его выселяют. Рэттман, разбираясь в проблеме, выяснила, что на Ноултона поступали жалобы на домогательство к детям. Спустя восемь месяцев, кода Кассандру нашли мёртвую у обочины, Рэттман заинтересовалась делом и выяснила, что полиция активно прорабатывает одного подходящего кандидата — Ноултона. Женщина так же вспомнила, что убийца и ранее охотно разговаривал с ней о своих сексуальных фантазиях с детьми и решила оказать помощь следствию. Она проделала колоссальную работу, при этом рискуя собственной жизнью. Дело в том, что ранее ещё одна женщина, Дороти Ноуга, массажистка, так же принимала участие в следствии. Ноултон пришел к ней на следующий день после убийства и попросил обеспечить ему алиби. Дороти так и не удалось вырвать из разговоров с убийцей ключевую улику (мертвая девочка была избита. Этот факт скрывался от прессы как ключевой, который мог знать кроме полиции только убийца), а позже, когда Ноултон понял, в какую опасную ситуацию попал, так разоткровенничавшись с женщиной, проткнул ей горло ножом.
Так вот, Дженис Рэттман действовала очень аккуратно, протоколируя все разговоры и делая копию, на случай нападения. И всё это только из-за чувства долга. Или, может, чего-то ещё.
Вот что по этому поводу пишет сам Джон Дуглас, автор книги, откуда и взята эта история:
"Я твердо верю: если бы большинство граждан разделяло бы убеждения Дженис Рэттман, мы бы уже давно жили в гуманном обществе.
Что заставило Рэттман пойти на такое напряжение психики и такой риск? Что отличало ее, скажем, от тридцати восьми соседей, которые пальцем не пошевелили, слыша, как Уинстон Мосли убивает Китти Дженовес у ее квартиры в фешенебельном Кью-гарденс, в Куинсе, утром 13 марта 1964 года?"
И правда, что? Ответ на этот вопрос я тоже, пожалуй, буду искать всю жизнь. Тот же Дуглас предполагает, что:
"На поверхности лежат благовидные ответы: Рэттман имела диплом социального работника. Шесть с половиной лет она проработала добровольцем в организации VISTA. По натуре она склонна к приключениям и в восемнадцать лет покинула свой дом в Техасе, чтобы получить образование. Но ни в одном из них и словом не упоминается о внутренней системе ценностей, которая и привела женщину к принятию такого мужественного решения. Рэттман участвовала в деле потому, что считала такой поступок правильным, как и Дороти Ноуга."
Из неофициальной статистики личных наблюдений можно сделать вывод, что таких людей, как Ноуга и Рэттман — единицы. А это грустно. Впрочем, явно не мне судить обо всей массе общества, я могу говорить только за случаи, которые видела своими глазами. И из таких случаев складывается эта грустная статистика.