Уважающий себя летчик сядет в поле, а я себя не уважаю, поэтому мы сядем в горах. И, возможно, умрём.
Долгожданное (долгожданное?) продолжение этого поста.
Пастель (Парус - Сильва)
Это рыжее чудовище была второй кобылой, за которой я долгое время ухаживала, в то же время первой, которую мне полностью доверили. Конюшня Сараевой Елены Николаевны находилась буквально напротив конюшни Пискуна, шагов через десять. Всю жизнь, сколько помню, оба частника гавкались друг с другом, придумывая совершенно невероятные обвинения. Но это не суть. Суть в том, что я всё время наблюдала, как и что делают соседи и люто завидовала, потому что там у них было как-то...как-то хорошо.
Попросилась, взяли. В первый же вечер меня взгромоздили на Пастель и с гуртой взяли на корду. Это было первое полноценное занятие, на котором меня именно учили. И я впервые сидела на такой высокой лошади.
Пастель и правда была высокая. Она вообще вся такая большая, с крупной головой, длинными ногами, около 180 см в холке, рыжая, с носочками и проточиной на морде. Только вот с гривой и хвостом не повезло: вместо хвоста какой-то веник всю жизнь был, а грива жиденькая совсем. Папа её — симпатичный, высокий донской жеребец, который стоял у Васи. Вася славился на весь город тем, что скупал полумёртвых лошадей пачками, загонял их до смерти прокатом, а после сдавал на мясо. Даже кормил он их отходами из городских столовых. Однако иногда на него снисходила...не знаю, что на него снисходило, но время от времени табуне появлялась какая-то очень неплохая лошадь. Как то, например, Парус — чистокровный дончак, или Ястреб — шикарный владимирский тяжеловоз, только ужасно толстый, Брейк — ипподромный русский рысак, Набат — полуангличанин, Даллас — ганновер, и так далее.
Поскольку Елена Николаевна очень любит дончаков, то уговорила Васю покрыть свою Сильву (о ней ниже) его Парусом. В следствии такого союза и родилась наша девочка. Родилась не слишком здоровой, с вывернутым суставом, из-за чего первое время ходила с лангеткой, но в последствии вымахала в здоровую, сильную лошадь. Только вот характер...
А характер у нас просто убойный. И оно понятно, потому что:
- кобыла с детства недокормленная. Сложные были времена. По этой причине оторвать её от еды не представляется возможным. И привести её с пасьбы без ущерба для здоровья — тоже.
- с самого детства как-то не везло кобыле с людьми. Одна лупила её хлыстом ни за что, вторая щипала за бок, в районе подпруги, из-за чего по сей день Пастель ненавидит процесс седловки, крысится и кусается.
Пастель, конечно, все ужасно боялись. Потому что она кусалась, била копытом, крысилась, была очевидно совсем недружелюбной. Жеребцевала на кобыл, и даже имела четыре волчка, так что легко можно было спутать её с жеребцом. Но мне-то только этого и надо ^_^
На деле оказалась хорошей, преданной, доброй лошадью, достаточно ответственной под седлом, правда несколько флегматичной. Больше всего я обожала общаться с ней, она потрясающая.
Не смотря на то, что Пастель все боялись, ездить хотели только на ней, потому что ход у неё безумно мягкий. Не могу припомнить мягче.
Сейчас она жива, наверное, здорова. Выносила от Тагира двоих жеребят — Перста и Престижа. Выносила хорошо, без особенных проблем. Выкормила кобылку павшей при родах Сильвы, что удивительно, учитывая, что Пастель не хотела выкармливать даже своих жеребят.
Вот она, хорошая моя:
Вереск
Я сбилась со счёта, какой там у него порядковый номер, но разве это важно? Важно, что он стоял в той же конюшне, что и Пастель.
Не смотря на красивое имя, Вереском его никто не звал, а звали его исключительно Серым. Потому что, очевидно же, он был серый в яблоко. Ну и к тому же такой разбойник, что благородное "Вереск" ему как-то не шло.
На самом же деле его вообще звали Малыш. Так его назвали прошлые деревенские хозяева. Но поскольку это имя ужасно во всех проявлениях, то прикинув масть коня (когда его привезли он был тёмный в мелкое яблоко) мы дали ему имя Вереск. Всё просто.
Так вот. Жил был себе коник, сын добротного орловского рысака и какой-то переводняковой клячки. Среднего росточка, с аккуратной головой, густой шевелюрой, синими, добрыми глазами. Жил себе, не знал забот до двух лет, пока не решили деревенские его оседлать. Но Серый их прикола не понял и снял с себя ездока. Затем коня кастрировали и сели вновь. Тот снова снял с себя всадника. После садится на него перестали, зато стали запрягать. Упряжь Серому пришлась по душе, но поскольку надобности в тягловой силе не было, Серого оставили в покое. И так он пасся на длиннющей цепи все лето, до самых заморозков, зимовал в стойле, где его кормили солёными огурцами и квашенной капустой, а только сходил снег, как вновь выводили его в поле. Так прошло два года, пока Серенького не продали нам за копейки.
Привезли его, помню, такого милого. Толстый как бочонок, в калитку не пролез, пришлось через ворота заводить. Глазки строит, уши торчком и сразу полез целоваться. На момент его заездки меня в конюшне временно не было примерно год, но зато я несколько раз наблюдала это со стороны — такое родео нечасто увидишь.
Впаяли же мне его сразу, как я второй раз переступила порог Лениной конюшни. Впаяли с мотивацией: "С ним всё равно никто не справится больше". И правда, потому что сволочью под верхом он был исключительной. Больше всего он обожал проверять всадников, стартуя с места в карьер, как только человек вставит ногу в стремя. И таскать обожал, чем регулярно занимался. Был ужасно тугой на рот и непослушный, но делал всё это как-будто не из вредности, а просто потому что хулиганил.
Зато ужасно любил детей. И возил их на себе как хрустальную вазу. На него было не страшно посадить самого больного и несчастного ребёнка. И для детей он был самым любимым. Потому что Серый никогда не крысился, глаза всегда горели, с ним можно было делать что угодно: висеть на шее, лазать под пузом, обниматься часами. И целоваться. Целоваться Серый просто обожал.
Мелких, Претижа и Перста, Серый оперативно взял на воспитание и научил их всему тому плохому, что умеет сам. Например, открывать двери денников и кладовых, и всю ночь жрать жмых. С Перстом так они и вовсе были закадычные друзья, никуда друг без друга.
Падала я с него бесчисленное количество раз. Особенно при практике прыжков через препятствия, потому что к конуру он был совершенно не предназначен, прыгал как заяц, на всех четырёх. Зато в упряжи ходил хорошо, да.
Это просто замечательный конь. Добрый, дружелюбный, по-настоящему пушистый и мягкий. И забавный, да
)
Сильва
Ещё одна кобыла конюшни Сараевой Елены. Точнее говоря, её первая собственная лошадь. Сильву она купила на зарплату в Ратмино, которую ей полтора года не платили.
У Лены есть удивительная способность находить замечательных лошадей с интересной судьбой. Вот Сильву она купила у деревенского попа. Зачем нужна была ему эта кобыла — непонятно. Она только сутками стояла в сарае, голодная. Утром он открывал ей дверь и лошадь отправлялась на поиски пропитания по всей деревне. Говорили, могла и в дом заглянуть. Иногда ради забавы поп поил её водкой. В последствии это вылилось в несколько забавных ситуаций, когда Сильва чуть не отгрызла руку кубинцу, который держал стопку.
От постоянного голода начала прикусывать. Для не понимающих: лошадь упирается зубами во что-то твёрдое и с очень характерным звуком заглатывает воздух, напрягая мышцы и вытягивая гортань. Плохая привычка, которая на корню уничтожает зубы, приводит к чрезмерной перекачке шейных мышц и может вызвать колики. Как правило не лечится, только контролируется. На шею лошади одевается специальный ошейник, который не позволяет ей заглатывать воздух.
Кроме того от простоя у Сильвы началась медвежья качка — лошадь в буквальном смысле раскачивается на передних ногах из стороны в сторону, что вызывает дополнительную нагрузку на ноги и серьёзно портит вестибулярный аппарат. С медвежьей качкой мы в результате справились, а прикусывала она до относительно недавнего конца своих дней.
Но она тоже была очень хорошей кобылой. Удивительно, да?) Вредная ужасно, с вечно недовольной мордой, ленивая. Каждый раз, когда тренер на кругу говорил нам: "Молодцы!", обязательно добавлял: "Сильва, это не тебе, рысим!". А когда куда-то далеко едешь, видишь, что кобыла хромает едва ли не на все четыре. Но стоит развернуть к дому, как...
Сама она довольно нескладная, словно квадратная. Нога у неё костяная, шейка коротковата, круп ромбиком и небольшой размёт. Зато глазищи огромные. И только увеличиваются, если её, например, в воду завести. Воды она боялась жутко. Предпочитала вместо купания стоять на берегу и бить копытом по воде, зато это могла часами делать. И это у неё я в тот раз вытаскивала стекло из копыта. Жуткая история, да.
Жеребилась всегда очень тяжело. И крылась тоже. Однажды, когда мы уже потеряли всякую надежду, глядим, а кобыла-то жерёбая, кажется. Вызвали ветеринара — точно. Узи не делали, конечно, денег нет, но и без того всё очевидно. Кобыла толстеет, мы с неё пылинки сдуваем, всю работу на Молота свалили. У кобылы на десятом месяце молозиво по ногам потекло! А потом приходим утром, а Сильва плоская. И не выкидыш, не-а. Обычная ложка. Хозяйка на неё обижалась ещё долго.
Хотя я всё равно никогда не пойму, зачем она её так упорно крыла. Пастель она родила очень тяжело. Далее были выкидыши, один раз из-за парня, который двинут ей сапогом в живот. Затем снова жерёбость, но такая тяжелая, что...Что крови она потеряла едва ли не тонну. И кобылка мёртвая родилась. Она и так бы не выжила, потому что с настолько свёрнутой мордой не живут. Последний раз всё было совсем плохо. Жеребёнок живой, но Сильва жерёбости не перенесла.
А в остальном — она была хорошая. Рыжая, с красивым красноватым оттенком. И добрая, хоть не счастливая. А может быть, она просто притворялась, а на самом деле горя почти не знала, потому что её все очень любили. Особенно хозяйка.
Молот, Камыш, Майя
Молота Елена Николаевна мечтала купить очень долго. С тех пор, как уехала с родного Владимира и устроилась в Дубну, к Тито.
Молот — орловский рысак вороной масти. С белым носочком и отметинами на мордахе. Одно время ходил коренником во владимирской тройке. Среднего росточка, чуть выше Серого, с красивой длинной гривой. Но вот трус он был — кошмар просто. И как лошадь довольно странным. Не ел, например, сахар и сухари. Только яблоки, жмых, морковь очень любил. А ещё потягивался словно кошка. Выведешь его, а он давай тянуться, даром что не мурлычет. В прятки играть любил, очень веселился при этом. Только нам было не слишком весело, поди слови его, подлеца. Купаться обожал, нырял как кит под воду.
Ласковый был конь, добрый, умный, спокойный. С божественно мягким галопом, но с адски жёсткой рысью, которую ненавидели все. Зато быстрой, не зря же коренник. Купили его уже довольно стареньким, но умер он не от старости, а от отравления. Впрочем, как и Камыш. Камыш — жеребчик вятской породы с невероятно длинной гривой и ужасным характером. Крыл всё что движется, мастерски двери снимал с петель, разносил всё что видел на своём пути. Но ведь это была наша лошадь, а своих лошадей мы всё равно любим.
А отравила их обоих соседка, слегка с приветом, владелица заброшенного огорода рядом. Когда-то она не слишком удачно подожгла конюшню, но никто не пострадал, а после, вот...Молот умер спустя сутки, Камыша пристрелили через несколько часов, чтобы не мучился. С ним всё было страшнее, умер бы он и без отравления, скорее всего, от заражения крови. Всё дело в том, что в очередной раз сняв с петель дверь, полез Камыш крыть стоявшего в стойле задом к проходу Молота. Молот же, не будь дурак и являясь оскорблённой невинностью, вдарил армейскими подковами по морде хаму. Фатально вдарил. Кровь из носа хлещет ручьём, челюсть опухла, конь не ест ничего. В последствии оказалось, что кость в пыль. Вылечить это своими силами тогда мы не могли.
А Майа — несуразная кобылка, владелицей которой являлась девочка, занимавшаяся у Лены. И умерла Майя совсем нелепо, совсем глупо. Паслись они всей толпой неподалёку от моего дома, в низине. В низине канавка с водой, лошадей, особенно Майю, с её потрясающей способностью вечно намертво путаться в верёвке, привязали подальше от воды. Шли мы с Аней (владелицей) мимо, и приспичило Ане перевязать Майю поближе к траве. Перевязала, да не учла, что канава — вот она. Кобыла запуталась в верёвке по обыкновению, да упала мордой в воду, подняться сама не смогла.
Фотографий Камыша и Майи в цифровом виде у меня нет. Только Молота. Одна. Вы её уже видели:
Бонифацио (Бармалей - Нимфа)
Он у нас не долго простоял. Лена дала нам радостное задание, найти лошадь, лучше жеребца или мерина на покупку в пределах 70.000. Такую, какая нам понравится. Мы нашли Боника. Быстро, в Балашихе. в небольшом хозяйстве. Красивый конь, англо-кабардинец с приличной долей тракена. Стоял в своей Балашихе забытый всеми на свете, одинокий и покинутый. Забрали вместе с выездковым седлом, ибо Боник ходил малый приз по выездке. Как выездкового мы его ни разу не использовали.
Но умница был конь. При постоянной работе — послушный, реагировал на каждую команду что на корде, что под седлом, послушный к руке, ответственный и умный. Выяснилось позже, что он такой же прикусочный, как Сильва, плюс какой-то урод научил его прыгать с повода, а не с шенкеля. В остальном, как я уже говорила, умница конь. Сахар сосал как леденец и любил, когда кто-то чешет ему язык.
На соревнованиях был только раз, по манежной езде, в Святье. Ехали мы туда своим ходом, устали как черти, помнится. А потом всё как-то глупо вышло. Конюшня начала переезжать, лошади стояли на новом месте под открытым небом, почему-то голодные и забытые. Истощённый Боник на пасьбе рухнул в канаву и сломал ногу, и оставленный с болячкой без лечения вскоре умер от заражения крови и истощения. Очень жаль его, если честно. Ему и до этого жилось не очень, а тут ещё хлеще досталось.
Красавцем был:
Просто немного мгновений и лощадок той конюшни
Кроха Престиж, второй потомок Пастели:
Престиж и Перст:
Перстюня вырос:
На сегодня всё. Осталось ещё...осталось ещё дохера. Русаковские лошади, Яхромские, Ратминские текинцы — это как минимум. Осилим, чо там.
Пастель (Парус - Сильва)
Это рыжее чудовище была второй кобылой, за которой я долгое время ухаживала, в то же время первой, которую мне полностью доверили. Конюшня Сараевой Елены Николаевны находилась буквально напротив конюшни Пискуна, шагов через десять. Всю жизнь, сколько помню, оба частника гавкались друг с другом, придумывая совершенно невероятные обвинения. Но это не суть. Суть в том, что я всё время наблюдала, как и что делают соседи и люто завидовала, потому что там у них было как-то...как-то хорошо.
Попросилась, взяли. В первый же вечер меня взгромоздили на Пастель и с гуртой взяли на корду. Это было первое полноценное занятие, на котором меня именно учили. И я впервые сидела на такой высокой лошади.
Пастель и правда была высокая. Она вообще вся такая большая, с крупной головой, длинными ногами, около 180 см в холке, рыжая, с носочками и проточиной на морде. Только вот с гривой и хвостом не повезло: вместо хвоста какой-то веник всю жизнь был, а грива жиденькая совсем. Папа её — симпатичный, высокий донской жеребец, который стоял у Васи. Вася славился на весь город тем, что скупал полумёртвых лошадей пачками, загонял их до смерти прокатом, а после сдавал на мясо. Даже кормил он их отходами из городских столовых. Однако иногда на него снисходила...не знаю, что на него снисходило, но время от времени табуне появлялась какая-то очень неплохая лошадь. Как то, например, Парус — чистокровный дончак, или Ястреб — шикарный владимирский тяжеловоз, только ужасно толстый, Брейк — ипподромный русский рысак, Набат — полуангличанин, Даллас — ганновер, и так далее.
Поскольку Елена Николаевна очень любит дончаков, то уговорила Васю покрыть свою Сильву (о ней ниже) его Парусом. В следствии такого союза и родилась наша девочка. Родилась не слишком здоровой, с вывернутым суставом, из-за чего первое время ходила с лангеткой, но в последствии вымахала в здоровую, сильную лошадь. Только вот характер...
А характер у нас просто убойный. И оно понятно, потому что:
- кобыла с детства недокормленная. Сложные были времена. По этой причине оторвать её от еды не представляется возможным. И привести её с пасьбы без ущерба для здоровья — тоже.
- с самого детства как-то не везло кобыле с людьми. Одна лупила её хлыстом ни за что, вторая щипала за бок, в районе подпруги, из-за чего по сей день Пастель ненавидит процесс седловки, крысится и кусается.
Пастель, конечно, все ужасно боялись. Потому что она кусалась, била копытом, крысилась, была очевидно совсем недружелюбной. Жеребцевала на кобыл, и даже имела четыре волчка, так что легко можно было спутать её с жеребцом. Но мне-то только этого и надо ^_^
На деле оказалась хорошей, преданной, доброй лошадью, достаточно ответственной под седлом, правда несколько флегматичной. Больше всего я обожала общаться с ней, она потрясающая.
Не смотря на то, что Пастель все боялись, ездить хотели только на ней, потому что ход у неё безумно мягкий. Не могу припомнить мягче.
Сейчас она жива, наверное, здорова. Выносила от Тагира двоих жеребят — Перста и Престижа. Выносила хорошо, без особенных проблем. Выкормила кобылку павшей при родах Сильвы, что удивительно, учитывая, что Пастель не хотела выкармливать даже своих жеребят.
Вот она, хорошая моя:
Вереск
Я сбилась со счёта, какой там у него порядковый номер, но разве это важно? Важно, что он стоял в той же конюшне, что и Пастель.
Не смотря на красивое имя, Вереском его никто не звал, а звали его исключительно Серым. Потому что, очевидно же, он был серый в яблоко. Ну и к тому же такой разбойник, что благородное "Вереск" ему как-то не шло.
На самом же деле его вообще звали Малыш. Так его назвали прошлые деревенские хозяева. Но поскольку это имя ужасно во всех проявлениях, то прикинув масть коня (когда его привезли он был тёмный в мелкое яблоко) мы дали ему имя Вереск. Всё просто.
Так вот. Жил был себе коник, сын добротного орловского рысака и какой-то переводняковой клячки. Среднего росточка, с аккуратной головой, густой шевелюрой, синими, добрыми глазами. Жил себе, не знал забот до двух лет, пока не решили деревенские его оседлать. Но Серый их прикола не понял и снял с себя ездока. Затем коня кастрировали и сели вновь. Тот снова снял с себя всадника. После садится на него перестали, зато стали запрягать. Упряжь Серому пришлась по душе, но поскольку надобности в тягловой силе не было, Серого оставили в покое. И так он пасся на длиннющей цепи все лето, до самых заморозков, зимовал в стойле, где его кормили солёными огурцами и квашенной капустой, а только сходил снег, как вновь выводили его в поле. Так прошло два года, пока Серенького не продали нам за копейки.
Привезли его, помню, такого милого. Толстый как бочонок, в калитку не пролез, пришлось через ворота заводить. Глазки строит, уши торчком и сразу полез целоваться. На момент его заездки меня в конюшне временно не было примерно год, но зато я несколько раз наблюдала это со стороны — такое родео нечасто увидишь.
Впаяли же мне его сразу, как я второй раз переступила порог Лениной конюшни. Впаяли с мотивацией: "С ним всё равно никто не справится больше". И правда, потому что сволочью под верхом он был исключительной. Больше всего он обожал проверять всадников, стартуя с места в карьер, как только человек вставит ногу в стремя. И таскать обожал, чем регулярно занимался. Был ужасно тугой на рот и непослушный, но делал всё это как-будто не из вредности, а просто потому что хулиганил.
Зато ужасно любил детей. И возил их на себе как хрустальную вазу. На него было не страшно посадить самого больного и несчастного ребёнка. И для детей он был самым любимым. Потому что Серый никогда не крысился, глаза всегда горели, с ним можно было делать что угодно: висеть на шее, лазать под пузом, обниматься часами. И целоваться. Целоваться Серый просто обожал.
Мелких, Претижа и Перста, Серый оперативно взял на воспитание и научил их всему тому плохому, что умеет сам. Например, открывать двери денников и кладовых, и всю ночь жрать жмых. С Перстом так они и вовсе были закадычные друзья, никуда друг без друга.
Падала я с него бесчисленное количество раз. Особенно при практике прыжков через препятствия, потому что к конуру он был совершенно не предназначен, прыгал как заяц, на всех четырёх. Зато в упряжи ходил хорошо, да.
Это просто замечательный конь. Добрый, дружелюбный, по-настоящему пушистый и мягкий. И забавный, да
)Сильва
Ещё одна кобыла конюшни Сараевой Елены. Точнее говоря, её первая собственная лошадь. Сильву она купила на зарплату в Ратмино, которую ей полтора года не платили.
У Лены есть удивительная способность находить замечательных лошадей с интересной судьбой. Вот Сильву она купила у деревенского попа. Зачем нужна была ему эта кобыла — непонятно. Она только сутками стояла в сарае, голодная. Утром он открывал ей дверь и лошадь отправлялась на поиски пропитания по всей деревне. Говорили, могла и в дом заглянуть. Иногда ради забавы поп поил её водкой. В последствии это вылилось в несколько забавных ситуаций, когда Сильва чуть не отгрызла руку кубинцу, который держал стопку.
От постоянного голода начала прикусывать. Для не понимающих: лошадь упирается зубами во что-то твёрдое и с очень характерным звуком заглатывает воздух, напрягая мышцы и вытягивая гортань. Плохая привычка, которая на корню уничтожает зубы, приводит к чрезмерной перекачке шейных мышц и может вызвать колики. Как правило не лечится, только контролируется. На шею лошади одевается специальный ошейник, который не позволяет ей заглатывать воздух.
Кроме того от простоя у Сильвы началась медвежья качка — лошадь в буквальном смысле раскачивается на передних ногах из стороны в сторону, что вызывает дополнительную нагрузку на ноги и серьёзно портит вестибулярный аппарат. С медвежьей качкой мы в результате справились, а прикусывала она до относительно недавнего конца своих дней.
Но она тоже была очень хорошей кобылой. Удивительно, да?
) Вредная ужасно, с вечно недовольной мордой, ленивая. Каждый раз, когда тренер на кругу говорил нам: "Молодцы!", обязательно добавлял: "Сильва, это не тебе, рысим!". А когда куда-то далеко едешь, видишь, что кобыла хромает едва ли не на все четыре. Но стоит развернуть к дому, как...Сама она довольно нескладная, словно квадратная. Нога у неё костяная, шейка коротковата, круп ромбиком и небольшой размёт. Зато глазищи огромные. И только увеличиваются, если её, например, в воду завести. Воды она боялась жутко. Предпочитала вместо купания стоять на берегу и бить копытом по воде, зато это могла часами делать. И это у неё я в тот раз вытаскивала стекло из копыта. Жуткая история, да.
Жеребилась всегда очень тяжело. И крылась тоже. Однажды, когда мы уже потеряли всякую надежду, глядим, а кобыла-то жерёбая, кажется. Вызвали ветеринара — точно. Узи не делали, конечно, денег нет, но и без того всё очевидно. Кобыла толстеет, мы с неё пылинки сдуваем, всю работу на Молота свалили. У кобылы на десятом месяце молозиво по ногам потекло! А потом приходим утром, а Сильва плоская. И не выкидыш, не-а. Обычная ложка. Хозяйка на неё обижалась ещё долго.
Хотя я всё равно никогда не пойму, зачем она её так упорно крыла. Пастель она родила очень тяжело. Далее были выкидыши, один раз из-за парня, который двинут ей сапогом в живот. Затем снова жерёбость, но такая тяжелая, что...Что крови она потеряла едва ли не тонну. И кобылка мёртвая родилась. Она и так бы не выжила, потому что с настолько свёрнутой мордой не живут. Последний раз всё было совсем плохо. Жеребёнок живой, но Сильва жерёбости не перенесла.
А в остальном — она была хорошая. Рыжая, с красивым красноватым оттенком. И добрая, хоть не счастливая. А может быть, она просто притворялась, а на самом деле горя почти не знала, потому что её все очень любили. Особенно хозяйка.
Молот, Камыш, Майя
Молота Елена Николаевна мечтала купить очень долго. С тех пор, как уехала с родного Владимира и устроилась в Дубну, к Тито.
Молот — орловский рысак вороной масти. С белым носочком и отметинами на мордахе. Одно время ходил коренником во владимирской тройке. Среднего росточка, чуть выше Серого, с красивой длинной гривой. Но вот трус он был — кошмар просто. И как лошадь довольно странным. Не ел, например, сахар и сухари. Только яблоки, жмых, морковь очень любил. А ещё потягивался словно кошка. Выведешь его, а он давай тянуться, даром что не мурлычет. В прятки играть любил, очень веселился при этом. Только нам было не слишком весело, поди слови его, подлеца. Купаться обожал, нырял как кит под воду.
Ласковый был конь, добрый, умный, спокойный. С божественно мягким галопом, но с адски жёсткой рысью, которую ненавидели все. Зато быстрой, не зря же коренник. Купили его уже довольно стареньким, но умер он не от старости, а от отравления. Впрочем, как и Камыш. Камыш — жеребчик вятской породы с невероятно длинной гривой и ужасным характером. Крыл всё что движется, мастерски двери снимал с петель, разносил всё что видел на своём пути. Но ведь это была наша лошадь, а своих лошадей мы всё равно любим.
А отравила их обоих соседка, слегка с приветом, владелица заброшенного огорода рядом. Когда-то она не слишком удачно подожгла конюшню, но никто не пострадал, а после, вот...Молот умер спустя сутки, Камыша пристрелили через несколько часов, чтобы не мучился. С ним всё было страшнее, умер бы он и без отравления, скорее всего, от заражения крови. Всё дело в том, что в очередной раз сняв с петель дверь, полез Камыш крыть стоявшего в стойле задом к проходу Молота. Молот же, не будь дурак и являясь оскорблённой невинностью, вдарил армейскими подковами по морде хаму. Фатально вдарил. Кровь из носа хлещет ручьём, челюсть опухла, конь не ест ничего. В последствии оказалось, что кость в пыль. Вылечить это своими силами тогда мы не могли.
А Майа — несуразная кобылка, владелицей которой являлась девочка, занимавшаяся у Лены. И умерла Майя совсем нелепо, совсем глупо. Паслись они всей толпой неподалёку от моего дома, в низине. В низине канавка с водой, лошадей, особенно Майю, с её потрясающей способностью вечно намертво путаться в верёвке, привязали подальше от воды. Шли мы с Аней (владелицей) мимо, и приспичило Ане перевязать Майю поближе к траве. Перевязала, да не учла, что канава — вот она. Кобыла запуталась в верёвке по обыкновению, да упала мордой в воду, подняться сама не смогла.
Фотографий Камыша и Майи в цифровом виде у меня нет. Только Молота. Одна. Вы её уже видели:
Бонифацио (Бармалей - Нимфа)
Он у нас не долго простоял. Лена дала нам радостное задание, найти лошадь, лучше жеребца или мерина на покупку в пределах 70.000. Такую, какая нам понравится. Мы нашли Боника. Быстро, в Балашихе. в небольшом хозяйстве. Красивый конь, англо-кабардинец с приличной долей тракена. Стоял в своей Балашихе забытый всеми на свете, одинокий и покинутый. Забрали вместе с выездковым седлом, ибо Боник ходил малый приз по выездке. Как выездкового мы его ни разу не использовали.
Но умница был конь. При постоянной работе — послушный, реагировал на каждую команду что на корде, что под седлом, послушный к руке, ответственный и умный. Выяснилось позже, что он такой же прикусочный, как Сильва, плюс какой-то урод научил его прыгать с повода, а не с шенкеля. В остальном, как я уже говорила, умница конь. Сахар сосал как леденец и любил, когда кто-то чешет ему язык.
На соревнованиях был только раз, по манежной езде, в Святье. Ехали мы туда своим ходом, устали как черти, помнится. А потом всё как-то глупо вышло. Конюшня начала переезжать, лошади стояли на новом месте под открытым небом, почему-то голодные и забытые. Истощённый Боник на пасьбе рухнул в канаву и сломал ногу, и оставленный с болячкой без лечения вскоре умер от заражения крови и истощения. Очень жаль его, если честно. Ему и до этого жилось не очень, а тут ещё хлеще досталось.
Красавцем был:
Просто немного мгновений и лощадок той конюшни
Кроха Престиж, второй потомок Пастели:
Престиж и Перст:
Перстюня вырос:
На сегодня всё. Осталось ещё...осталось ещё дохера. Русаковские лошади, Яхромские, Ратминские текинцы — это как минимум. Осилим, чо там.
-
-
18.09.2013 в 21:22Да-да-да, осилим, пиши еще)
Интересно читать, хотя истории пока исключительно грустно-печальные. Надеюсь, хорошее тоже будет.
-
-
18.09.2013 в 21:33Сама только сейчас сообразила, что и правда, из всех историй самая позитивная, это про Серого.
Да, хорошие тоже будут, это обязательно